Прожита длинная жизнь. Я читала много воспоминаний разных успешных людей, и на вопрос: «Хотели бы Вы прожить жизнь по-другому?» – они отвечали: «Нет» – и говорили, что счастливы. А я бы хотела, очень хотела жить по-другому. В ту другую жизнь я бы взяла только свою дочь и занятие генетикой. Прелесть научной работы состоит в том, что в ней нет неудачников, каждый находит свою нишу, а исследовательская работа даёт для этого много возможностей.
Любовь моя к хромосоме эукариот, безусловно, обогревает мои тусклые и нестерпимо однообразные будни. Конечно, поскольку я пишу о себе, это звучит комически, и я подставляю себя под насмешки, но я стараюсь писать искренне и должна сказать, что, действительно, душа томится, если нет отдохновения «в раздумьях и сомнениях ума». Я уверена, что свойство искать радости в различных областях интеллектуальной и духовной жизни, вообще, в природе человека. Многообразие подобных целей несомненно, а я вот просто люблю хромосому. Даже когда наваливается депрессия – я «лечусь хромосомой». Я размышляю о природе наследственности, увлекаюсь определенной целью, составляю план работы, а эксперимент, как бы ни однообразны были методы, всегда дарит чувство, что ты работаешь, делаешь дело. Я, например, люблю анализировать препараты и долго и упорно подсчитывать перестройки хромосом.
Люди очень различаются по степени своего таланта. Каждому свое. Эти одаренные люди реализуют свой талант, и это приносит сознание счастливо прожитой жизни. Они успевают больше понять, почувствовать, совершить. Они обнимают мир шире и глубже других. Они больше создают. Сила духа и мощь характера даёт ощущение счастья.
Однако особенность занятия наукой состоит в том, что в ней получают удовлетворение и обычные научные сотрудники, такие люди, о которых Н.В. Гоголь говорил: «средней руки». Я, например, очень рада, что судьба распорядилась так, что я генетик.
В моей научной жизни было много независящих от меня препятствий, но были и счастливые обстоятельства.
Действительно, в первый период моей работы в космической цитогенетике мне очень повезло с объектом и методами исследования, которые я хорошо освоила в предыдущей работе по радиогенетике. Кроме того, я разработала новые способы анализа митоза и его модификаций в микроспорах традесканции. Благодаря этому, в 30-ти вариантах опытов, проведённых на космических кораблях, я сумела найти ряд закономерностей поведения хромосом эукариот при действии невесомости.
Я показала, что при невесомости не возникают перестройки хромосом. Другие мутации, а именно геномные появляются при невесомости не более чем в двух процентах случаев. Кроме того, был обнаружен особый тип нарушений: переворот оси веретена в митозе на 180°. Эти возникающие повреждения влияют на дифференцировку клетки и могут сопровождаться, при особых сопутствующих обстоятельствах, раковыми разрастаниями.
Независимо от времени пребывания объекта в невесомости, очень редко и не в каждом полете кораблей-спутников, эпизодически появлялся особый тип мутаций: множественные нереципрокные транслокации, которые мы отнесли за счёт воздействия тяжёлых космических частиц. Такие повреждения разрушают клетку, и дочерние клетки не развиваются. Поэтому эффект купируется.
Следует сказать, что в будущих полётах в космос при увеличении радиационного фона опасность генетических повреждений возрастет.
Я пишу о начале космических исследований. Так вот, вначале на тех орбитах, которые сейчас хорошо освоены, наши исследования на традесканции и дрозофиле были одним из аргументов, который позволил сказать «добро» для участия космонавтов в полетах. Все данные собраны мною в книге «Начало космической цитогенетики» (2002 г.).
Я поступала в свой Институт медико-биологических проблем дважды. Перерыв был большим: я целых 15 лет преподавала генетику во 2-ом Медицинском институте им. Пирогова на Медико-биологическом факультете. Чтение лекций приносит большое удовлетворение и даёт радость. Слушателей, кому рассказываешь самое для тебя важное – начинаешь любить. Но, к сожалению, больше уже мне в жизни не пришлось преподавать. Поступив второй раз в свой Институт, я поняла, что нужно заниматься генетикой человека. Традесканция была совершенно адекватным модельным объектом для коротких полётов, но не годилась для длительных. Полёты человека становятся всё продолжительней, набирается статистика, и в области космической генетики требуются большие усилия нескольких коллективов генетиков.
Размышления мои в этой области привели к представлению об адаптофенотипах. Термин «адаптофенотип» был предложен мной совместно с В.Г. Солониченко в 1991 году, о чём я уже писала. Индивидуально-психо-конституциональный подход, при формировании отдельных адаптофенотипов, характеризуется практической направленностью. Однако следует подчеркнуть и потенциальную научную перспективу такого анализа при изучении наследственной изменчивости и эволюции человека в условиях длительного космического полёта или постоянного пребывания в космосе при организации в космосе автономных поселений. Сейчас, когда уже формируется марсианская программа, усилия, направленные на изучение адаптофенотипа космонавта, должны получить новый импульс.
Человечество неуклонно приближается к моменту высадки первых космонавтов на планету Марс. В связи с этим, мне особенно приятно то, с каким пониманием и азартом относится к формированию «адаптофенотипов космонавта» наш «долгожитель в космосе» – космонавт Валерий Владимирович Поляков. Этот человек сочетает романтизм души и мужество поступков. Он полностью осознаёт, что выполнил дело, которое было его мечтой, и это даёт ему оптимистичное восприятие жизни, он то, что называют «праздничный человек». Мне нравится его приподнятая манера говорить в стиле «белых стихов». Так он говорит и об адаптофенотипах.
В наше время следует осознать, что вид Homo sapiens делится не только на расы и нации, но, кроме того, на конституциональные типы (по Кречмеру) и на предложенную нами классификацию по адаптофенотипам. Это требует внимания антропологов, физиологов, медиков, психологов и других специалистов биологов и, в первую очередь, эволюционистов. Задача, которая стоит перед космической генетикой, это: изучение экспрессии генов в невесомости. Начиная с шестидесятых годов прошлого столетия, мы накапливаем материал по цитогенетическим тестам на изменение активности генов при действии факторов космического полета. Мы показали, что гетерохроматизация ядер во многих изученных нами клетках уменьшается, нами открыто явление увеличения в три раза числа ядрышек при неизменных размерах ядрышек. В культуре клеток лейкоцитов человека мы наблюдали статистически достоверное увеличение размеров ядрышкового организатора. Изучение адаптации к факторам космического полета на цитогенетическом уровне – необходимая глава в космической генетике.
Нам, живущим сейчас, удалось прожить в двух веках и пережить переход из двадцатого века в двадцать первый. Мне это кажется удивительным. На меня это произвело воздействие. В какой-то момент моей жизни просто обрушилось на меня ощущение принадлежности каждого человека к биосфере. До этого большой период я стремилась доказать себе, что только часть признаков передается по наследству независимо: по законам Менделя «менделирующие признаки». В то время как другие признаки не наследуются дискретно, а только в системе совокупностей, формируя конституционные блоки. Программа, по которой происходит развитие онтогенеза вида, не записана на ДНК, а имеет пространственно-временные закономерности. В определённый момент наступает этап функционирования необходимого гена. Ген выступает не как причина, а как следствие. Гены есть в геноме клетки все время, но они должны активизироваться и перейти из «молчания» в рабочее состояние. Существует причинно-следственная связь. Благодаря тому, что наступает готовность к новому этапу развития, пробуждается из заблокированного состояния определенный ген и включается в строительство нового этапа. Вся иерархия регуляторов от гормонального и нервного до внутрихромосомного при согласованном взаимодействии позволяет выполняться программе развития организма. Самосборка конструкций не происходит хаотично, а идет под контролем регуляторов. Почти во всех клетках организма находятся одинаковые геномы, но активизируются, в каждый данный момент, различные гены. На этом основана дифференцировка клеток в онтогенезе. В организме происходит тонкая взаимосвязь процессов. Представление – «организм как целое» – казалось мне конечной целью генетики.
Однако человек не кончается контурами своего тела. Он находится в среде, которая влияет на него и на которую влияет он. Человек – часть биосферы. Поэтому так необходимо самое широкое внедрение эволюционной генетики с представлениями о происхождении видов и формирования популяций. Концепция биосферы, как планетарного явления – основа взглядов В.И. Вернадского. Я кинулась читать его книги и испытала потрясение. Вот что он пишет: «Человек является геологической силой большого значения…. Изменение лика природы созданием культурной среды жизни – есть такой же процесс, как любое другое проявление геологических сил нашей планеты…. Бессознательно человечество, творя свою историю, производит явление большой мощности».
Второе потрясение, которое я испытала – это было утверждение П.А. Флоренского о существовании пантеосферы. Есть фраза в письме П.А. Флоренского к В.И. Вернадскому о том, что в биосфере за счёт духовной деятельности людей формируется сфера духа.
Я написала книжку «Человек, Земля, Вселенная (2004 г.). Она должна была состоять из двух частей: первая часть – «Человек и биосфера» и вторая – «Влияние Космоса на человека», начиная с влияния солнца нашей галактики и, затем, другие проблемы. Но под общим названием вышла только первая часть, на вторую часть уже не осталось у меня времени. Пересказывать книжку бессмысленно, а «скелет» содержания может быть неубедителен без приведенных в книжке аргументов. Предложенная схема имеет такой вид:
1. Биосфера в результате присутствия в ней человека имеет такую надстройку: интеллектосфера, пантеосфера, эмоциональная сфера. Эти сферы взаимодействуют, обогащая друг друга. Интуиция - носитель интеллектосферы. Прозрения в науке рождаются за счет погружения в интеллектосферу. Тогда приходят новые идеи, оригинальные интерпретации, новое понимание привычного.
2. Эмоциональная сфера индивидуальна для каждого из нас. Пантеосфера связана с географическим расположением народа (нации, этноса). Интеллектосфера – глобальна и распространена на весь земной шар.
3. Расположение этих сфер по вертикали носит условный характер. Где границы пантеосферы? В данном случае понятие вектора не имеет геометрического значения.
Существует вопрос: может ли человек жить вне биосферы и оставаться человеком без пантеосферы?
На переломе двух веков пришло беспокойство за целостность биосферы – той тонкой «пленки жизни», которая окружает нашу планету. Концепция биосферы В.И. Вернадского, где в круговорот веществ вмешалась цивилизация, привнесённая человечеством и создавшая часть организованного целого, показала, что, являясь частью целого – частью биосферы, человечество несёт ответственность за сохранность этого целого. Вместе с тем, та уверенность в вечности природы, которую воспел А.С. Пушкин в девятнадцатом веке, утверждая, что будет «…молчаливая природа красою вечною сиять…», в двадцать первом веке сменяется тревогой. Ноосфера может перейти в техносферу и тогда жизнь на земле окажется в опасности. Биосфера хрупка.
Только то, что с самого начала написания книги «Человек, Земля, Вселенная» (2004 г.) я пользовалась сочувствием и прямой помощью Анатолия Ивановича Григорьева, поддерживало меня. Я имела смелость считать его своим соавтором. Может быть, впрочем, это и хорошо, что нет его подписи, потому, что я его бы «подставила», т.к. среди отзывов были и такие как упрёки в парапсихологии. Именно идее о существовании интеллектосферы, пантеосферы и эмоциональной сферы Анатолий Иванович не слишком сочувствовал. Вклад его был очень большим в морально-этический аспект книги. Он очень щедрый человек.
Перелом двух веков отразился не только на глобальных изменениях, но и на многих частных жизнях, в том числе и моей. Распад нашей великой страны, изменение уклада жизни, социальная несправедливость, незащищенность от бандитизма и боязнь терроризма – все это и полная неуверенность в будущем внуков, как катком, примяло многие судьбы, в том числе и мою. Наша семья обнищала. Перефразируя А. Данте «земную жизнь пройдя, я оказалась в сумрачном лесу».
Во второй мой приход и поступление в ИМБП РАН Олег Георгиевич Газенко представил меня Анатолию Ивановичу Григорьеву, и я даже для них двоих сделала доклад о своих планах. Я волновалась перед тем, как идти на это мероприятие, и решила насколько возможно усовершенствовать свой облик, что было необходимо, поскольку у меня, довольно давно, образовался вид бомжа. Мой приличный костюм к тому времени сделался мне безнадёжно узок, и моя двоюродная сестра (астроном, специалист по короне солнца) выручила меня: свое парадное платье мигом (там ушила, там расширила) она приспособила мне. В таком «усовершенствованном» виде я и явилась.
А.И. Григорьев – вице-президент Российской |
Анатолия Ивановича я увидела первый раз. Он был красив, быстро двигался, светло улыбался. Мне он показался пригожим украинским парубком. Славная манера «своего» очень располагала. Уже потом я увидела в нем сановника, что отнюдь не снимало общего обаяния облика, а только увеличивало его грани.
У Анатолия Ивановича есть удивительное умение слушать, причем, он искренне, совершенно не чинясь, учится и полностью усваивает услышанное. Другое дело, что потом он вырабатывает свою точку зрения. Большинство людей не умеют слушать. Я, например, начинаю параллельно вести свою логику, иногда даже опережая то, что говорят, и что полезно было бы послушать. Мне много раз выпадало удовольствие беседовать с Анатолием Ивановичем, и я оставалась польщена его вниманием. Жалко только, что мой несчастный комплекс неполноценности создает у меня ощущение хворой, старой мыши. Следует сразу сказать, что Анатолий Иванович к этому совершенно непричастен. Впрочем, я не ходила бы к нему сообщать мои новые идеи, если бы не считала, что Анатолию Ивановичу это не важно.
А.И. Григорьев (справа) и О.Г. Газенко |
У Анатолия Ивановича чрезвычайно благородная простота в том, как он пишет научные работы, в той же манере он делает доклады. Никакого театра, никакой позы. Именно поэтому его так легко слушать. Ясность изложения мысли – это прекрасное умение Анатолия Ивановича.
С различными людьми Анатолий Иванович находит различные способы общения, в том числе и с начальством. Крупному руководителю нельзя не быть, хотя бы отчасти, царедворцем.
Прекрасные отношения построили между собой Анатолий Иванович и другой замечательный человек, Олег Георгиевич Газенко. Они наполнены взаимным уважением. Вот слова Олега Георгиевича: «Начиная с конца 1960-х годов, теперь уже прошлого века, работа Анатолия Ивановича в Институте медико-биологических проблем проходила на моих глазах. Я хорошо помню, как рос и мужал его талант ученого и организатора науки, ширились знания, опыт общения с людьми, формировалось высокое чувство долга и ответственности. Космонавтика и наука о жизни, связанные с полётом человека в Космос, стали делом его жизни. Формирование Анатолия Ивановича в крупного специалиста, а затем, признанного лидера в области космической биологии и медицины, ведущего организатора комплексных исследований по отечественным и международным научным программам и проектам шло параллельно с поступательным развитием космонавтики. Его исследования не только обогащали науку, но и находили практическое применение. Другими словами, в его работе всегда имела место положительная обратная связь, стимулирующая творческую активность». Общение с Анатолием Ивановичем обогащает.
Анатолий Иванович – крупный физиолог, но говорить о его работе мне неуместно, поскольку я не специалист. Я знаю, что у Анатолия Ивановича большие разносторонние знания во многих областях биологии, и очень развитая научная интуиция. Он очень четко руководит ученым советом, добиваясь того, чтобы «видеть лес за деревьями», то есть четко формулировать задачу, ради которой, как говорят физики, «вся эта суета»: все таблицы и графики, и рассказы об эксперименте. В качестве руководителя он поддерживает все направления от молекулярной биологии, биотехнологии до физиологии. Мне особенно близка его гипотеза о формировании гомеостаза в невесомости в виде многоэтапного процесса. «Вначале активируются срочные адаптивные реакции, затем возникают функциональные и структурные сдвиги, в результате чего процесс приобретает контуры долговременной адаптации, и наступает стабилизация функционирования систем организма. Происходит перестройка некоторых тканей и органов, особенно костно-мышечного аппарата, устанавливается новый уровень энергетики и пластического обмена, усиливаются катаболические процессы и изменяются нейроэндокринные механизмы регуляции». Мне представляется, что эту гипотезу многоступенчатой адаптации можно расширить и на другие события с резко меняющейся под действием экстремальных факторов средой. Безусловно, это не гипотеза, а открытая закономерность. Для меня она является первой ступенью к «дестабилизации кариона» и смыкается с «дестабилизирующим отбором» Д.К. Беляева, а, следовательно, имеет эволюционное значение. Поскольку правильность чужих гипотез я проверяю на своём знании хромосомы, то адаптация на хромосомном уровне тоже происходит в несколько этапов. У меня даже есть схема многоступенчатой адаптации на уровне хромосом под действием экстремальных факторов. Я и статью написала большую, ведь адаптация происходит на различных уровнях с применением различных механизмов – на молекулярном, хромосомном, организменном. Я предложила схему с обозначением этапов адаптации на хромосомном уровне. Но, конечно, статья не была напечатана.
Под эгидой Анатолия Ивановича были внедрены в практику средства профилактики для того, чтобы космонавты могли вернуться из длительных космических полётов без ущерба для здоровья. Уже пройден большой этап, завершился полёт Космической Станции «Мир», на которой медико-биологическими исследованиями руководил А.И. Григорьев. Сейчас летает Международная Космическая станция, и готовятся программы полёта на Марс.
Уникальные способности руководителя большого масштаба и широкая эрудиция сделали естественным выбор А.И. Григорьева в качестве академика – секретаря Отделения биологических наук РАН. Он также принимает участие в крупных международных проектах.
Мы живём в очень трудное время. Одно дело руководить большой областью науки, когда она развивается, и другое, когда приходится спасать то, что возможно, выкручиваться и поощрять те направления, на которые чиновники дают деньги в ущерб более перспективным направлениям. Хорошо было Н.И. Вавилову в начале его деятельности, когда он мог сам прокладывать пути развития руководимой им науки. Мы знаем, какой крах претерпели все его начинания. Но я пишу о начале деятельности.
Мне всегда было удивительно, что ученые, имеющие большой научный потенциал, становились руководителями, причём не своей узкой научной школы, а огромного разнонаправленного коллектива людей. Такие коллективы требуют непрерывного внимания и участия в своей работе и буквально растерзывают единственного своего начальника. Со стороны руководителя такого плана – это, безусловно, жертва. Это требует «наступить на горло собственной песне» (звучит несколько вычурно, но мне кажется точно). Безусловно, большой руководитель имеет почет, чины, ордена и материальное благополучие, но я не уверена, что это компенсирует то счастье, которое дает «свободное творчество». Впрочем, то, что я сказала, скорее, относится к прежним моим мнениям, сейчас в старости я уже думаю по-другому. Во-первых, очень редко встречаются ученые, способные к руководству многогранным научным коллективом, и это большая удача, если они появляются, а во-вторых, заталкивать себя в нищету – не лучший способ существовать.
Я не компетентна для того, чтобы написать обо всем, что делает и на что благотворно влияет Анатолий Иванович. Об этом написано и будет ещё много написано в будущем, поскольку, он – мощный организатор науки. Основная доминанта Анатолия Ивановича – это работоспособность, причем, он работает не спокойно, а с большим натиском, затрачивая себя. Я его заставала настолько утомленным, что у него, если не закрывались глаза от усталости, то опускалось невидимое «третье веко». Это веко есть у птиц. В Анатолии Ивановиче сочетается деловая хватка и романтическая приподнятость мечтателя. Он занят грандиозным проектом полета на Марс, руководит разработкой медицинского обеспечения для этого длительного космического путешествия. Космические исследования притягивают оптимистов.
Для руководителя большого коллектива очень важна готовность быть полезным. Я не так давно обратилась к нему с личной просьбой в грустный момент жизни, и его мгновенное желание помочь поразило меня. Он, буквально, ринулся мне навстречу. Нужно сказать, что в Анатолии Ивановиче удивительная результативная манера, а когда он перепоручает кому-нибудь другому выполнить те же функции, обычно дело застопоривается. В нем есть дар щедрой души.
А.И. Григорьев и я |
Я долго общалась и, конечно же, замечала различные черты Анатолия Ивановича. Для объемного описания характера, несомненно, следует описывать все. Я это сделала, но потом вычеркнула то, что мне показалось несущественным. Поступила так, собственно, по двум причинам. Во-первых, потому, что успела полюбить Анатолия Ивановича. Мне кажется, если с человеком говоришь о самом сокровенном, то это привлекает. Собеседника нельзя не любить, а Анатолий Иванович был очень терпеливым собеседником. А уж если любишь, то любовь очищает восприятие от всякой шелухи. Во-вторых, мне представляется, что, если человек выделяется чем-то над толпой, то это ценно и об этом следует писать, а не о том, что он во многом такой же, как другие.
Несмотря на то, что он много добился, у меня всегда остается впечатление, что Анатолий Иванович, как айсберг, имеет еще скрытые возможности интеллекта и душевных сил.
Это свершилось при моей жизни: совершенство космических аппаратов достигло такого уровня, что стали возможны полёты в Космос живым существам Земли. Об этом было объявлено. Прорвался вал мнений на тему: возможна ли жизнь в невесомости? Я хорошо помню эти многолюдные совещания и некоторые пессимистические прогнозы, которые высказывались. До сих пор стоит в ушах крякающий голос академика Имшенецкого – директора Института микробиологии АН СССР, бывшего ярого лысенковца. Он возвещал: «Невесомость и жизнь несовместимы».
Но и значительно более уважаемые биологи тоже высказывали мнение о бесперспективности «этих фантастических затей» и аргументировали свои возражения.
Первым периодом практической космической биологии нужно считать безусловное решение проблемы: жизнь в невесомости возможна. И было это сделано быстро, уже на первых космических кораблях. Размещенные там микроорганизмы, дрожжи, растения, насекомые, мыши и собаки возвращались живыми.
Открылась дорога полетам человека в Космос.
Вторая проблема – это адаптация живых организмов и, главным образом, человека к условиям космического полета. Над этой проблемой всё более углубленно трудятся коллективы космических биологов и медиков и в наше время. Создана плодотворная гипотеза А.И. Григорьева о многоэтапной адаптации человека в невесомости.
Третий этап связан с тем, что полёты будут удлиняться во времени и, неизбежно, космическая биология пополнится новым разделом – эволюцией живых организмов при их существовании вне Земли на космических обитаемых кораблях и на других планетах.
Вместе с тем, уже есть задел для развития этой новой области космической биологии. Есть проблемы, которые можно сформулировать уже сейчас.
Нельзя «закапываться» в сиюминутных задачах, следует работать с опережением времени. Нужно формулировать проблемы будущего, не только основываясь на интуиции, но и опираясь на тот научный багаж, который уже накоплен, но никак не используется.
Изменчивость эукариот может происходить тремя различными путями:
1. Мутации:
а) изменение структуры гена,
б) хромосомные перестройки – гены остаются неизменными, но происходит разрыв хромосомы и её перекомбинация,
в) геномные мутации – гены и хромосомы остаются неизменными, но происходит изменение числа хромосом в клеточном наборе.
2. Перекомбинация генов при гибридизации, причём скрещивание сопровождается кроссинговером.
3. Дестабилизация кариона – происходит перераспределение эугетерохроматических районов хромосомы, благодаря чему изменяется положение генов в архитектонике ядра, что отражается на регуляции активности целых кластеров генов.
Произойдёт изменение направления отбора: стабилизирующий отбор (по И.И. Шмальгаузену) сменится на дестабилизирующий (по Д.К. Беляеву).
Стабильность видов заключается в постоянстве их геномов. В течение онтогенеза, в каждой дифференцированной клетке считывается только незначительная часть генов генома, остальные заблокированы и носят название «молчащих». Дифференцировка различных клеток возможна именно благодаря тому, что определённые кластеры молчащих генов, высвобождаясь от блокирующей их гетерохроматизации, начинают считываться. Тип дифференцировки зависит от суммы кластеров генов, которые в этом типе клеток функционируют, другие в это время «молчат». Перегруппировка работающих и молчащих генов зависит от деятельности регуляторов, от всей слаженности их действий в целостном организме.
Но существуют «немые гены», не работающие ни в одном представителе данного вида, ни в одной клетке, ни при какой дифференцировке.
Однако экстремальные факторы могут вызвать взрыв изменчивости, происходит дестабилизация кариона, когда начинают считываться эти гены, которые не входят в «работающий» геном данного вида, но передаются по наследству. Именно эти гены мы назвали «немыми».
Из пула «немых» генов, как из кладовой, при ускорении эволюции в периоды катаклизмов, черпаются новые работающие гены. Это тот резерв, который даёт возможность новообразования видов. Только благодаря наличию таких генов состоялась возможность второплавающих животных, атавизмы, одомашнивание животных. «Немые» гены – это «воспоминание о прошлом».
Две компоненты необходимы, чтобы шла такая эволюция. Первое – это наличие пула «немых» генов и, второе – физиологическая пластичность, т.е. то, какие изменения возможны в организме в процессе филогенеза при сохранении жизнеспособности. Перед физиологами стоит задача огромной важности, поскольку филогенез будет происходить при существовании вне Земли и следует предвидеть закономерности этого процесса.
Модификационная изменчивость может приводить к губительным результатам и поэтому необходимо уметь выявить фенотипически приспособленные новообразования к условиям жизни вне Земли.
Дискуссия по вопросам видообразования ведётся давно и продолжается сейчас, высказываются противоречивые мнения. Однако, точка зрения, что в период природных катаклизмов на земле происходит «ускоренная эволюция», по-видимому, стала общепринятой.
Общую опасность представляют микроорганизмы. В условиях Земли в биосфере образовалось гармоничное сосуществование различных таксонов. Каким образом сложатся эти взаимоотношения вне Земли – это, может быть, проблема самого близкого будущего.
Деятельность людей наносит «прорехи» в круговороте природы. Естественным путём перестали утилизироваться те «отбросы», которые сопутствуют развитой цивилизации. Использование ядохимикатов, таких как инсектициды, гербициды, дефолианты и др., внесло и продолжает вносить существенный вклад в неблагополучие земного шара. Исчезают одни виды и несбалансированно размножаются другие. Техносфера, заменяя биосферу, подменяя ее, искажая и коверкая, является глобальной опасностью. Очищение сточных вод и органического мусора за счёт индуцирования новых мутаций микроорганизмов, водорослей, грибов и др. – это уже насущная проблема для Земли, но она же, возникнет и при выполнении космических программ в будущем.
Формирование представления об адаптофенотипе космонавта имеет в наше время практическую направленность. Однако, при длительных космических межпланетных полетах или постоянном пребывании в космосе, при организации автономных поселений изучение эволюции человека сделается необходимостью.
Безусловно, проблем эволюции в космической биологии значительно больше и они будут сформулированы в ближайшее время. В заключение хочу привести слова С.Д. Дарлингтона: «Хромосома находится в центре сплетения, образуемого наследственностью, изменчивостью и отбором в более значительной степени, чем могли предвидеть наши предки».
* * *
Я стара и хочу написать сама себе некролог.
Составление некролога – это безусловно забавно, а уж глядя со стороны и вовсе смешно. Тем не менее, я его пишу.
Открытия |
Выводы |
1. Переворот оси веретена в митозе микроспор Tradescantia paludosa под действием невесомости |
Пространственное положение ядра в клетке влияет на дифференцировку |
2. Новый тип мутаций в микроспорах Tradescantia paludosa множественные нереципрокные транслокации под действием факторов космического полета |
Типов перестроек хромосом может быть больше, чем считалось раньше. Открытые нами множественные транслокации могут быть тестом на факторы космического полета |
3. Четвертьхроматидные перестройки в микроспорогенезе Tradescantia paludosa под действием X-лучей и ЭДТА на интерфазу |
Многонитчатость строения хромосом эукариот. Давно известно, что некоторые дифференцированные клетки имеют хромосомы с большой степенью политенности, но мы показали, что даже хромосомы гаплоидных половых клеток состоят из ряда нитей. |
4. Дифференцированное окрашивание по длине хромосом у Drosophila melanogaster в клетках слюнных желез (1948 г.) |
Микровставки гетерохроматина, например в районе BAR |
5. Модифицирующий эффект при действии факторов космического полёта, холода, вибрации на гетерохроматин в хромосомах растений, тритонов, мышей, человека |
Активизация считывания с генов рРНК (предполагается увеличение числа малых иРНК интерференции) |
1. Внесла представление о «немых генах» и их значении в эволюции.
2. Сформировала представление о дестабилизации кариона, в дополнение к классическим формам мутаций (генные, хромосомные перестройки, геномные).
3. Внесла определение: специфическая регуляция генов для каждого конкретного гена при помощи молекулярных механизмов. Такая регуляция существует, как для прокариот, так и для эукариот. Эволюция принесла ещё один способ регуляции большими блоками генов для эукариот – неспецифическая регуляция, где существенно место расположения генов на хромосоме, механизмом является гетерохроматизация и спирализация отдельных участков хромосомы.
4. Заявила о принципе запасных возможностей, а не принципе экономии в Природе, что на хромосомном уровне видно по дозе гена, который расположен на одном и том же месте каждой нити многонитчатых хромосом и тандемно повторяется по длине хромосомы. Принцип запасных возможностей заложен в структуре хромосом эукариот, в её способности гетерохроматизироваться и спирализоваться.
5. Предложила термин «эффект положения ядра в клетке», поскольку расположение ядра влияет на дифференцировку клетки.
6. Предположила существование внегенной наследственности таких сложных признаков, которые зависят от существования интеллектосферы и пантеосферы.
7. Сформулировала совместно с В.Г. Солониченко представление об адаптофенотипе, в частности, адаптофенотипе космонавта.
8. Заявила о формах адаптации к невесомости, выражающейся в увеличении защитных функций организма за счет малых РНК-интерференций при убывании традиционных иммунных форм.
В сельском хозяйстве следует применять модификаторы. Генетикам нужно сосредоточить свою работу не только на получении новых мутаций, а преимущественно на выработке новых модификаторов. Источник модификаций – в эпигенетических изменениях.
Мы предлагаем: вибрации, рапопортовскую ПАБК, температурные шоки. Все это ведет к снятию блока гетерохроматизации и увеличению дозы генов рРНК и «выбросу» малых РНК-интерференции.
Я была достаточно продуктивной, но многие мои статьи не печатали и не печатают. Это приводит меня на грань человеческого отчаяния. Всю жизнь я была не способна к активным действиям, а только пассивно сопротивлялась обстоятельствам и совершенно не умела быть конформистом.
В.И. Вернадский писал: «…чтобы оказать влияние на умы людей необходимо время, необходимо преодоление известной инерции». Нужно, чтобы оставались статьи и книги – «…иначе то, что было создано учёными, умирало вместе с ними, быстро и легко уничтожалось враждебными формами жизни и так же быстро искажалось в ближайшие годы наростами сторонней, идущей иногда бесплодным путём, мысли исследователей» (Природа, 1988 г. № 2). Я не шла по успешной дороге, не была ни октябрёнком, ни пионером, ни комсомолкой, ни партийкой, ни стукачом. Помню, как трудно было такой активной, весёлой, общительной девице, какой была я, не вступить в комсомол. Меня буквально загоняли в эти «ряды». Сейчас многие по телевидению говорят: «Ну как же было в советское время не стать комсомольцем, ведь это обозначало закрытие перспектив в работе». Это верно. Я сама себя делала изгоем. Но как-то так получилось, что переломить себя я не умела.
Во времена Лысенко, в длительное время полного мракобесия в генетике, я, естественно, стала рьяной защитницей настоящей науки и была выгнана из института, о чём уже писала. Однако когда кончилась длительная полоса лысенковщины, пришел рассвет великолепной науки – молекулярной генетики. И тут, как-то само собой получилось, что молекулярная биология пронизала все области биологии, а в генетике не оставалось места такой необходимой науке, как цитогенетика (кроме ряда прикладных разделов, в которых использованы методы цитогенетики, а не её биологическая логика). За полвека молекулярная генетика, открыв геном человека и некоторых других видов, оказалась перед проблемой – каким образом происходит регуляция генетической активности. Только изучив всю иерархию регуляторов, эту проблему можно решить. Подходов молекулярной генетики недостаточно. В будущем цитогенетики должны быть востребованы. А я живу сейчас, и меня не хотят услышать.
То обстоятельство, что в духовном смысле неизданная книга даёт удовлетворение, которое нравственно даже выше, поскольку исключает мнение других и является плодом твоих собственных искренних раздумий – не утешает. Я испытываю болезненный комплекс неполноценности. Чувствую себя непрошеным гостем на учёных семинарах, но не могу участвовать в легковесной чепухе современного толкования регуляции активности генов. Мучаясь от своей «непоколебимости», я ненавижу свою готовность расстраиваться из-за непризнания. Меня охватывает тоска и уныние, и наваливается депрессия.
Как над горячею золой
Дымится свиток и сгорает
И огнь, сокрытый и глухой
Слова и строки пожирает
Так грустно тлится жизнь моя
И с каждым днем уходит дымом
Так постепенно гасну я
В однообразье нестерпимом!
(Ф.И. Тютчев)
Счастливое детство, подаренное мне судьбой, обернулось неумением адаптироваться во взрослой жизни. Я долго была бесстрашной перед жизнью. Это пришло из детства и обогатило юность. Незамутнённое счастье бытия я испытала каждой клеточкой полностью. Но за всё нужно платить.
И всё-таки, радость от удачного эксперимента и тёплая волна восторга, что удалось понять, хоть отчасти, определённую грань генетической сущности хромосом эукариот, помимо их роли в передаче наследственности, украшает жизнь. Неприятие другими твоих утверждений, безусловно, горько, но, что поделаешь. Моё отношение к огульной критике один умный человек назвал позицией: «бедный, но честный». Конечно, унижение пригибает: «Так грустно тлится жизнь моя» (Тютчев Ф.И.). Но, в конце концов, каждый проявляется настолько, насколько он того стоит. Значит, не так жила.
Всю жизнь я пренебрегала карьерой, главным образом потому, что патологически не честолюбива. Я была воспитана в семье, где из поколения в поколение считалось невозможным перепутать науку со своей карьерой. Безусловно, я мало трудилась, были только отдельные периоды интенсивной работы. Депрессия, как реакция на жизненные перипетии, просто лень, отсутствие организаторских возможностей привели к тому, что я теперь, как стрекоза Крылова «…злой тоской удручена…». Иногда мне начинает казаться, что мои занятия наукой – это способ заслониться от жизни. Что это видимость дела. Меня удручает, что я мало помогаю любимой дочери, которая живёт трудной жизнью и бьётся в борьбе за существование своих детей, при этом, не теряя Веры и бодрости духа. Меня же мысли о будущем внуков безмерно тревожат. Мы выпускаем их совершенно не приспособленных к жизни в нашей разграбленной и обездоленной стране. Бедная наша Родина, пережившая распад Великой державы, терпящая социальную несправедливость, пребывающую в периоде распада связи времён. Мы всегда жили между выживанием и катастрофой. Но как сказал поэт:
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
(А. Кушнер)
То, что я чувствую, думая о прошедшей моей жизни, только не умею выразить, уже сказал великий А.С. Пушкин: «И с отвращением читая жизнь мою, / Я трепещу и проклинаю, / И горько жалуюсь и горько слёзы лью, / Но строк печальных не смываю».
Ф.М. Достоевский говорил о различии между честностью (верность своим убеждениям) и нравственностью (верность самих убеждений). Единственное мое приобретение – это раздумья о хромосоме. Я уже давно поняла и писала об этом, что хромосома – моё лекарство, с помощью которого я вытаскиваю себя из уныния. Драма нашего времени состоит в том, что ведущее положение занимают случайные люди – «менеджеры», выталкивающие из орбиты науки всех на них непохожих. Тем не менее, в душе иногда «взбрыкивает» протест: цитогенетика очень необходимая наука именно сейчас.
Мне очень повезло, что я работала с такими замечательными и великодушными руководителями, как Олег Георгиевич Газенко и Анатолий Иванович Григорьев. При моей прямолинейности и непозволительной задиристости мне противопоказан начальник, которого я не уважаю. Помню, после ВАСХНИЛовской сессии, после безработицы, одно время мы с милым Владимиром Владимировичем Сахаровым пристроились в Стоматологическом институте, где кафедрой ботаники, куда нас «заткнули», заведовал совсем не зловредный, но плохо знающий свою специальность человек. Как-то Владимир Владимирович отозвал меня в сторону и сказал: «Наталья Львовна, нельзя же каждым своим жестом и другими способами показывать нашему шефу Ваше к нему презрение». А я этого даже не замечала.
К счастью, теперь в институте заведующий отделом, к которому я приписана, руководит очень достойный человек – Альберт Петрович Нечаев, вниманием которого я злоупотребляю. Конечно, я для него обуза, но я цепляюсь за него. Он настолько прекрасно воспитанный человек, что делает вид, будто бы все в порядке.
И ещё одна удача: я познакомилась с выдающимся человеком – Борисом Владимировичем Моруковым. В моих глазах он – супермен. Объём работ, который он выполняет, очень большой: во-первых, он – космонавт, но кроме того, очень тонкий и интересный учёный, безусловно, хороший научный руководитель, потенциально способный вырасти в крупного организатора науки. Но поразил он меня другим. Я как-то зашла к нему в кабинет, подписать какую-то бумажку и, по обыкновению, разговорилась о том, что меня интересовало в тот момент. Я тогда писала о пантеосфере. И вдруг Борис Владимирович стал говорить на эту тему так, что было видно: он много знает и думает о принадлежности человека к Космосу. И я его полюбила. В наше время при ошеломляющей необязательности таланта, который перестал быть необходимым условием научной деятельности, встреча с таким одарённым человеком, как Борис Владимирович – редкая радость.
Я очень далека от того, чтобы преувеличить свои возможности, но уже в старости случился переломный момент моей жизни, когда я ощутила великолепную уникальность биосферы, такую тонкую настройку и регулировку всех процессов и механизмов, которые организуют и поддерживают жизнь в её единстве со средой. Я по-новому поразилась точной «подгонкой» всех элементов обмена веществ в биосфере, о которых замечательно писал Н.И. Вернадский.
Каждый в определённое время осознаёт «Чудо жизни». В молодости кажутся само собой существующие и не требующие расшифровки такие понятия, как «организм, как целое», «организм и среда», «единство мира». Молодые учёные с энтузиазмом рассматривают отдельные частности этих проблем. Собственно это и есть «специализация». К старости начинает потрясать гармония устройства мира. Острее ощущаешь себя частицей биосферы, и тогда делается неизбежным представление о планете Земля, как части Вселенной. Великий М.В. Ломоносов терзался: «Так я в сей бездне углублен, терзаюсь мыслью утомлен».
Только некоторым призванным дано говорить с Богом, но врождённое чувство прекрасного, с которым появляется на свет человек, нужно сохранить и уметь сквозь стёртые понятия видеть глубокий смысл, заложенный в них. Это так же, как в музыке: Бах – это любовь и поклонение Богу, не каждый человек может создать музыку, но каждый может стать причастным к красоте, научившись её слушать. Прекрасная поэзия пронизана Космосом. Поэты и судьбу России воспринимали через космические категории. Не социальные страсти и классовая борьба, что-то Высшее решает судьбу России: «Но леса твои и воды затуманил бег светил…» (С. Есенин).
Этот «бег» светил существует, но называют его по-разному. Нет сомнения, что космические прозрения великих ученых озарят наш путь и будут светить долго.
Нужно уметь терпеть. Вот, что я действительно умела – это терпеть.
С тропы своей ни в чём не соступая,
Не отступая – быть самим собой.
(А.Т. Твардовский)
В заключение хочу сказать, что я совершенно уверена в том, что правильно понимаю роль хромосомы: она содержит гены, участвует в их распределении, но, кроме того, обладает механизмом в регуляции активности генов большими блоками, благодаря изменениям, в определенное время, своей структуры. Я хотела быть полезной, но жила я в век упрощенных представлений о наследственности и не умела быть услышанной. Один герой Ф.М. Достоевского утверждал: «Я не имею права выражать мою мысль, я это давно говорил… Я всегда боюсь моим смешным видом скомпрометировать мысль и главную идею. Это унижает идею».
Мой любимый внук сказал: «Если уж ты, бабинька, стала ученой, нужно было чего-нибудь добиться».
Я хотел (а) быть полезным (ой)
Своей стране…
Если же нет, то, что ж?
По своей стране пройду стороной,
Как проходит косой дождь.
(В.В. Маяковский)